589 МАТЧЕЙ ЗА «ТРАКТОР», ГОЛ ТРЕТЬЯКУ, ЗОЛОТОЙ ЖЕТОН ГАИ

Вы занимаете четвертую строчку в десятке игроков «Трактора», сыгравших за клуб 500 и более матчей. Выше только Шумаков, Цыгуров и Пономарев. Что для вас эти цифры? И за счет чего вы играли в Челябинске так долго – 12 сезонов?
В восьмидесятые, когда я выступал за «Трактор», из команды уходили по двум причинам: либо в низшие лиги, если снижали требования к себе, либо в сборную, в Москву – если позволял уровень, как у Сергея Макарова, Старикова, Быкова. А я до сборной не дотягивал, но уровень моей игры тренеров «Трактора» устраивал. Вот так и получилось, что я двенадцать лет провел в команде. Меня все нравилось, уходить я не собирался никуда. Плюс травм мало было. Был даже такой период – я о нем, кстати, прочитал в газете «Футбол-Хоккей Южного Урала» – что за три сезона я не пропустил ни одного матча.

Какой из этих 12 сезонов был лучшим? 1987/1988, когда вы в 42 матчах набрали 30 (18+12) очков? Или 1980/1981, в котором команда Цыгурова финишировала четвертой в чемпионате СССР?
Нет, сезон 1980/1981 точно не лучший лично для меня. Хотя команда, конечно, добилась серьезного результата. А в сезоне 1987/1988, да, все неплохо получилось, несколько недель я даже шел в лучших бомбардирах всего чемпионата.

Дебют в «Тракторе» у вас получился впечатляющим: в первой же смене первого своего матча вы забросили шайбу, да не кому-нибудь, а Третьяку. 
В первый свой сезон я играл мало. Выходил в основном на подмену. Но вот в этой игре у Цыгурова появились претензии к Шорину, он его посадил в запас, а меня выпустил. ЦСКА, Петров, Михайлов, Харламов, Третьяк, полные трибуны – представить мое состояние несложно. Я выскочил на лед, получил шайбу от Сергея Тыжных и со всех ног побежал в их зону. Бежал, бежал, ворота оббежал и начал двигаться уже в обратном направлении. Тут-то у меня и мелькнула мысль – надо, наконец, что-то сделать с шайбой. Я резко затормозил и с ползоны со всей силы бросил ее в сторону ворот Третьяка. Слышу – трибуны закричали, празднуя гол. К сожалению, он ничего не решил. Я сделал счет 2:6, а в итоге мы проиграли 3:7.

Тогда не было такой традиции – первую шайбу на память забирать. А жаль. Сейчас бы такая реликвия была для меня.

В сезоне 1988/1989 вы стали капитаном «Трактора». Как вас выбирали/назначали? 
Выбирала команда тайным голосованием. Мне тогда был 31 год, считался ветераном. Всем раздали бумажки и карандаши, каждый написал фамилию того, кого хотел бы видеть капитаном. Потом голоса подсчитывались. Но и тренер имел право, учитывая самые разные обстоятельства, сам выбрать игрока на эту роль. Функции? Такие же, как и сейчас у капитанов. Я был связывающим звеном между тренерским штабом и командой. Мог подойти к тренерам с просьбами от команды практически по любым вопросам. И тренеры меня просили какие-то свои идеи в команде озвучивать.

Каким был «Трактор» в 80-х?
В Челябинске всегда играли в основном свои хоккеисты. Мое время не было исключением. По бюджету «Трактор» был в нижней части таблицы, после московских клубов, Киева, Питера. Там условия всегда были лучше. Но у нас всех было чувство гордости за «Трактор», чувство патриотизма у всех нас было очень развито.

Игроки зарабатывали хорошие деньги?
Молодежи сейчас это было бы сложно объяснить. Зарплата была 180 рублей. Столько же получал квалифицированный инженер. Но у нас, конечно, были премии. За их счет периодически приличные суммы набегали. За победный матч была, например, премия в 100 рублей. Причем за любого соперника. И еще квартирный вопрос помогали решить, а если игрок хотел купить машину – давали такие талоны, которые позволяли без очереди ее купить.

То есть не было такого разрыва в деньгах между болельщиками и игроками, какой есть сейчас?
Не было, конечно. Это сейчас зарплату обычного рабочего и контракт хоккеиста нельзя сравнивать. А тридцать лет назад у хоккеистов просто были небольшие привилегии. Бытовые проблемы нам решали, плюс помогали бороться с дефицитом. У всех игроков вообще много знакомых в разных сферах жизни. Но если ты в то время дружил с директором магазина, у тебя все было.

И, конечно, все дружили с начальством ГАИ?
Конечно. Вот, например, игрокам бронзовой команды, которых я немного застал, когда только пришел в «Трактор», начальник областного ГАИ, большой поклонник «Трактора» Артур Дель выдал золотые жетоны на год. При мелком правонарушении – превышение скорости, въезде под знак – этот жетон предъявляли, и все заканчивалось нормально.

Регулярные поездки на завод ЧТЗ тоже не позволяли оторваться от реальности?
Мы ездили два раза за сезон, не меньше. Команду разбивали на группы по 4-5 человек и отправляли в цеха. Там мы общались с болельщиками, заводчанами, отвечали на вопросы. И хорошо, если «Трактор» перед этим добился положительного результата, были победы. А если проигрывали – вопросы были очень прямыми и жесткими. Но в конце все равно рабочие нам желали удачи, говорили, что болеют за нас.

Польза от этих встреч, конечно, была. Но тогда и воспитание у хоккеистов другое было. Когда тебе в глаза говорят, что ты плохо играешь, хочется доказать, что это не так, что ты не зря ешь свой хлеб.

ДРАМА ПОНОМАРЕВА, ЦЫГУРОВ И ЗНАРОК, СВАДЬБА БЫКОВА

В разное время вашими партнерами по «Трактору» были величайшие игроки в истории клуба: Белоусов, Николай Макаров, Картаев и другие. Расскажите, какими они были в жизни?
Все – разные. Но в команде, на льду – это были отличные партнеры, мудрые учителя. У нас никогда не было в коллективе дедовщины, все были адекватными. И отношения сейчас со всеми до сих пор хорошие. Такой был микроклимат.

Все так ровно и гладко? Даже драк на тренировках не было?
Были, конечно. Но это не значит, что коллектив был плохим. Стычки возникали – из-за азарта, борьбы за место в составе, за результат. Меня наоборот удивляет сейчас, что за всю предсезонку ни одного столкновения нет. Все берегут друг друга. Я, разумеется, не призываю постоянно выяснять отношения, но драка на тренировке – это нормально, она не позволяет атмосфере в команде заболотиться. На тренировках все должно быть максимально приближено к боевым условиям. Подрались, выплеснули эмоции, потом кровь успокоилась, люди друг другу руки пожали и нормально дальше работают.

Пономарев отдал «Трактору» пятнадцать лет, а через некоторое время после окончания карьеры попал в жестокую черную полосу?
Он работал тренером в школе «Трактор», причем успешно работал. Воспитал таких хоккеистов, как Сапожников, Варицкий, Карпов, Олег Давыдов, Вячеслав Долишня. Но потом с ним случилось несчастье. И не одно. Сначала Валера попал в серьезную автокатастрофу, а потом его избили. Очень жестоко. Зимой, на улице. Он много времени провел в реанимации, с трудом выжил. У него нарушилась речь, память. Был совсем плохой. Но друзья помогли, выходили его тогда. Сейчас он, хотя и живет затворником, выглядит совсем иначе.

В наши дни сложно представить, что кто-то на улице изобьет хоккеиста профессионального клуба и эта история не будет иметь последствий. В девяностые можно было найти нападавших?
Когда это случилось, он уже не был игроком «Трактора», работал детским тренером. Не найти было концов.

Что на самом деле было причиной смерти другого вашего партнера по команде Парамонова?
Он в очередной раз остался без работы, это судьба тренера. Я ему позвонил, пригласил тренироваться с ветеранской командой, которой занимается Картаев, сказал, что надо все равно кататься, не выпадать из жизни. Сергей до этого еще поменял тазобедренный сустав, были проблемы со здоровьем. Я его, помню, спросил: «Не боишься за сустав?». Он ответил, что все нормально.

В итоге после нескольких совместных тренировок мы поехали в Троицк, на товарищеский матч. Там в перерыве ему стало плохо. Все произошло на наших глазах, мы пытались ему помочь, но, увы, не смогли. А потом узнали, что у него уже было два инфаркта, которые он перенес на ногах, и что после них он никуда не обращался, не ходил по врачам.

Вы начинали в «Тракторе» одновременно с Олегом Знарком. Наверное, он был очень колючим в молодости, раз у него случился конфликт с Цыгуровым?
Олег – характерный такой человек. У него свои взгляды на хоккей и жизнь были. Цыгуров – тоже жесткий, он любил, чтобы все было подчинено команде, делалось ради коллектива. Но Знарку многие требования Геннадия Федоровича не нравились.

Была такая смешная история. Олег очень много играл одной рукой, с детства, видимо, привык. Цыгуров все время ему говорил, чтобы он играл двумя руками. Тот отказывался. И вот однажды Цыгуров взял и сшил большой и указательный пальцы на левой краге Знарка. И продел туда клюшку. Олег вышел на тренировку и одной рукой уже не мог водить шайбу – крагу то с клюшки не уберешь! Но через пять минут все уже было по-прежнему – перчатка свободно крутилась на клюшке, а Знарок занимался привычным делом.

Вот так они не сошлись характерами. Оба такие неуступчивые. И Знарок уехал в Ригу.

Каким игроком был в «Тракторе» Быков знают все. А вот, как команда гуляла на его свадьбе в мае 1982 – почти никто.
У нас была последняя домашняя игра – в турнире за 5-8 места. И она ни на что уже не влияла. Белоусова, Колю Макарова и Шорина на нее даже не заявляли. Они поехали в ЗАГС, стали свидетелями, как Слава и Надя официально зарегистрировал брак, выпили шампанское и к концу игры все вместе приехали в «Юность». Тогда, кстати, «Трактор» победил СКА 6:1. Сразу после матча все вышли на лед и сделали ту самую знаменитую фотографию. Потом мы всей командой дружно перешли через дорогу в ресторан «Малахит». Но на этом история не закончилась. Ночью мы погрузились в командный автобус, был такой популярный маленький «рафик», рассчитанный на девять мест. Мы потом подсчитали – нас туда поместилось больше двадцати. На этом «рафике» уехали к Славе домой, на «Калибр». Его родители достали соленые огурцы и помидоры из погреба, и мы продолжили гулять до утра.

Тренеры с вами были?
Нет, они присутствовали только на официальной части в ресторане.

ПАРТИЯ, НЬЮ-ЙОРК, ШАШЛЫЧНАЯ «ГРАНАТ»

В восьмидесятые партия сильно влияла на жизнь команды?
Еще бы. Но далеко не все хоккеисты были партийными. Это вообще надо было еще заслужить, тебя должны были порекомендовать старшие товарищи и ответственные люди. А партия влияла, да. В Обком мы ездили, к нам приходили работники на разговоры. Особенно перед загранпоездками. Например, перед нашим турне на предолимпийскую неделю в Сараево, в декабре 1984. Мы там должны были опробовать олимпийские арены, играли три матча со сборными Швейцарии, Югославии и Польши. Вот перед этой поездкой с нами и разговаривал работник партии.

Что говорил?
Просил нас быть бдительными, не поддаваться на провокации.

В этих загранпоездках ни у кого не возникало желания, скажем так, выйти из гостиницы и не вернуться в страну?
Мне знакомые и друзья такой вопрос задавали несколько раз, когда я играл. Но лично у меня не было такого желания никогда. В то время я не представлял, как можно уехать и не вернуться домой. Уже позже, кода я в начале девяностых я несколько лет играл в Югославии и Словении, стало понятно, что там можно жить, что там все нормально.

Команда ездила в разные страны в игровые новогодние турне практически каждый год. И соперники были очень непохожими друг на друга: от крепких финских клубов, до экзотических сборных Болгарии и Румынии. Для чего были нужны эти матчи?
Такие поездки считались поощрением для команды, для игроков. Все-таки это был выезд за рубеж. За двенадцать лет, что я провел в «Тракторе», дома на новый год я был только дважды. Даже градация была в чемпионате СССР. Чемпион, понятно дело, ездил на Кубок чемпионов. Клубы, занимавшие вторые, третьи места – на менее значимые, но все-таки серьезные турниры, которые, к тому же, хорошо оплачивались. Например, на Кубок Шпенглера. Остальные – в самые разные страны.

Это была возможность получить бесценный международный опыт, посмотреть мир, купить хорошие настоящие вещи, которые у нас в стране можно было достать только у фарцовщиков и перекупщиков. Джинсы, например. Кстати, для того чтобы получить доллары на покупки, нужно было выиграть большую часть матчей в турне.

Сколько доставалось игрокам?
Долларов триста. Поэтому в такие поездки мы всегда брали с собой русские сувениры. Там продавали или меняли. Тогда слово «change» знал каждый советский хоккеист.

Кто был самым смешным соперником? Сборная Болгарии?
Советский хоккей тогда был намного выше всего европейского. Даже в Швеции, Финляндии, Германии, мы играли с чемпионами стран и побеждали. А Румыния, Болгария… Ну, досталась нам такая поездка, мы и поехали, что же отказываться?!.

Какие воспоминания у вас остались от турне по США в декабре 1978 – январе 1979. Вы тогда только начинали в «Тракторе», интересно было оказаться в другом мире?
Очень. Первый выезд у меня был за границу с челябинским «Металлургом», в Румынию. А этот был вторым. И сразу в Америку! Вся страна впечатлила – мы своими глазами увидели небоскребы Нью-Йорка, статую Свободы. Ну, и сам хоккей, конечно, поразил. Абсолютно другой! Первый же матч в Портленде – маленькая площадка, полные трибуны, среди болельщиков – музыканты в ливреях нарядных. Антураж совершенно другой. Мы вышли на лед и откровенно растерялись. Наш молодежный состав – меня, Бухарина, Сергея Лапшина – Цыгуров выпустил только на одну смену.

Без похода по магазинам не обошлось?
После всех матчей нам выдали деньги. Мы прилетели в Нью-Йорк на два дня. И конечно, походили по магазинам. На Колчер-Стрит съездили, если я не путаю, там такие торговые ряды были, где в основном работали евреи-иммигранты. С ними можно было поторговаться, сбить цену – они же по-русски говорили.

В Италии, где «Трактор» играл товарищеские матчи в 1981 и 1990 годах, было интересно?
Когда мы приехали в эту страну впервые, хозяева сразу пригласили нас на обед. Как сейчас помню – там были такие длинные столы, на которых в том числе совершенно спокойно стояло вино. Несмотря на то, что у нас уже вечером была игра. Цыгуров, конечно, сразу распорядился вино убрать. Играли, по сути, в деревнях, только Комо более-менее нормальный город. Жили в таких маленьких частных гостиницах, где поднимаешься на второй этаж – и сразу твой номер, никаких коридоров. Но было очень интересно все это увидеть, хотя под рождество там и ничего не работало. Тишина такая везде, горы.

Куда хоккеисты «Трактора» в ваше время ездили отдыхать?
За границу – редко. В основном – в профилактории Челябинской области, либо на Черное море, в Сочи, Адлер. В Хосте была такая шашлычная «Гранат», приезжаешь туда в любой день мяса поесть – и встречаешь, например, Баркова, Кожевникова или Шепелева. Или в Гаграх на экскурсиях можно было встретить половину игроков из чемпионата страны.

Где проходили предсезонные сборы?
Сначала «Трактор» ездил в Белоруссию, на базу «Стайки». Потом лет пять подряд – в Латвию, в маленькие городки Стучко, Лобеле. На три недели уезжали. А весенние сборы часто проходили в Абхазии, в Леселидзе и Сухуми. Не сидела команда, в общем, на месте.

Как была устроена внутренняя жизнь команды?
Все крутилось вокруг базы. Мы там практически жили, проводили времени больше чем дома, где в сезоне были по три-четыре дня за месяц. Все остальное время – на базе или в поездках. Даже когда возвращались домой с выезда, сразу на базу отправлялись. Там все было просто: подъем, завтрак, тренировка, обед, отдых, собрания, разборы игр, ужин, отбой. Армейская такая жизнь.

Установки и разборы матчей, наверное, были выдающимися?
Установки у всех тренеров практически одинаковые были. Но вот у Цыгурова были собрания, длительные такие. До игры, после игры. Скрупулезные.

Матчи разбирались с помощью видео?
Такие разборы появились ближе к концу 80-х. Тогда аппаратура такая была своеобразная – советский видеомагнитофон «Электроника». Кассета сверху еще вставлялась. Очень сложный был в управлении, показать, остановить момент, пультом поработать – слишком непросто. И вот мы садились всей командой и весь матч полностью смотрели. Утомительное занятие!

СЛОВЕНИЯ, НИК ЗУПАНЧИЧ, ВОЗВРАЩЕНИЕ

Летом 1990 вы отправились в Любляну, в «Олимпию». Как был осуществлен переход?
Через знаменитейшую организацию «Совинтерспорт». Мы приехали в Москву, туда же приехали представители «Олимпии», которая тогда играла еще в чемпионате Югославии. Они выбирали из нескольких советских хоккеистов. А тренером в этот клуб назначили Александра Асташева. Я ему позвонил, спросил, хочет ли он меня видеть. Вопрос решился быстро.

Зачем мне это было нужно? Во-первых, контракт у меня был в принципе хороший, несмотря на то, что «Совинтерспорт» серьезно так его подрезал. Это кажется удивительным, но в нехоккейной Югославии заработать можно было больше, чем в Челябинске. Во-вторых, это была возможность посмотреть мир, показать его семье, у меня два сына уже было. Ну и еще интересно было поиграть в другой хоккей.

Много ездили по стране и Европе?
Все свободное время. Одна тренировка в день, две игры в неделю – остальное время ты свободен. У нас появились друзья из местных, мы объехали с ними всю Словению. Многое увидели, конечно: озера, горы, городки маленькие, красиво все. Однажды мы поехали на товарищескую игру в Австрию, в августе. На дороге там столбик такой был небольшой деревянный, на нем две стрелки – «Австрия», «Италия». И все, вся граница. Для нас тогда это было очень удивительно.

И в Австрию ездили, в Италию. Часто на море. Знакомые словенцы возили к себе в гости – у меня был друг, держал овечью ферму, сыры сам делал.

Вы забивали много, но лучшим в «Олимпии» был Ник Зупанчич, легенда словенского хоккея.
Прекрасно помню Зупанчича, это мой партнер по тройке, центральный нападающий. Он сделал отличную карьеру, играл в Австрии, Финляндии, Швеции, в сборной, в том числе на чемпионате мира 2002. Хороший был игрок. В новом сезоне он будет работать с главной сборной своей страны.

В 1992 году, когда вы уже играли в «Бледе», сборная Словении только начинала свою историю и провела свой первый международный матч, разгромив Хорватию 15:1. Вам не предлагали принять гражданство и сыграть за сборную?
Был реальный шанс, даже не намек. В наш первый сезон мы заняли с «Олимпией» второе место, проиграли в финале югославского чемпионата «Медвешчаку» Кострюкова. За них тогда как раз играл Парамонов, в составе были Столбун, Анферов, Щуренко. Тогда уже напряженность была в стране и поражения от хорватов, да еще на словенском льду, нам, легионерам, не простили. Но у меня уже были контракт с «Бледом». Их тренер Руди Хити параллельно возглавлял сборную Словении. Он и предложил мне, а также пришедшим из Загреба Анферову, Столбуну и Парамонову играть за Словению. Мы согласились. Но в Словении был лимит на легионеров. За ним строго следила Федерация хоккея, в которой было велико влияние «Олимпии». Их руководство поняло, что если мы станем гражданами Словении, «Блед» может получить еще четыре вакансии легионеров. В итоге были найдены какие-то загвоздки и история свернулась.

В Словении вы работали с детьми. На общественных началах?
Эти занятия оплачивались родителями детей. Как я говорил, времени свободного было много. И все тот же Руди предложил нам такую работу. Что вы, мол, сидите целыми днями без дела. Мы каждый взяли по одному возрасту и занимались с ними. Тренировали, ездили на матчи их чемпионатов.

Могли бы остаться там жить? Продолжить развивать словенский хоккей?
Могли бы, если честно. И желание было остаться. Шахрай, например, остался и работает детским тренером до сих пор. Но по семейным обстоятельствам нужно было уезжать. В 1995 году мой старший сын окончил школу, надо было с ним вместе определяться с будущим. Там возможности учиться у него не было, он не знал языка. Надо было ехать в Россию. Хотя перед отъездом «Блед» мне предложил контракт еще на один год.

Я вернулся в Челябинск, где Григоркин позвал помочь ему с «Трактором» на сборах. А потом мне предложили работу в фарм-клубе «Трактора», и я остался окончательно. С тех пор здесь.

Тренером в системе «Трактора» вы работали с 1995 по 1999 годы. Тяжелые были времена?
Не то слово. Месяцами не платили зарплату, формы не было, клюшек не было. Один раз зашел в раздевалку руководитель клуба, мы ему говорим: «У игроков клюшек нет, мы тренироваться не можем, у Зуева – одна вообще осталась». А тот отвечает: «А зачем Зуеву две? Он же одной играет!». Так долго продолжаться, конечно, не могло, и в 1999 команда вылетела из суперлиги.

НАЧАЛО В ЗЛАТОУСТЕ, «ТАГАНАЙ», ФИНАЛ «ЗОЛОТОЙ ШАЙБЫ»

В 14 лет вы приехали в «Трактор» из Златоуста и не прижились в интернате. Почему?
У меня был друг Яков Перель, с ним мы играли и в футбол, и в хоккей. Он в «Челябинском рабочем» прочитал, что школа «Трактор» проводит набор хоккеистов 1957 года рождения. Мы приехали на стадион ЧТЗ, нашли тренеров, нам дали форму и коньки, мы покатались, понравились оба. После этого нас оформили в интернат, где мы должны были жить и учиться. Я думал, что это спортивный интернат, но на самом деле это было заведение для трудных подростков, детей из неблагополучных семей. Представьте, что там творилось?! Заходит учитель в класс, закрывает дверь на ключ, достает текстолитовую указку. Начинает говорить, параллельно все ученики разговаривают между собой. В это же время один парень с задней парты качается на стуле и падает назад, разбивает аквариум, стоявший за ним.

В такой обстановке я проучился ровно один день. Потом собрал вещи и вернулся в Златоуст.

Что за хоккей был в ваше время в Златоусте?
Наша городская команда «Таганай» с 60-х годов играла в классе Б чемпионата страны, была очень популярна. Матчи проходили на открытом льду, собирали по несколько тысяч болельщиков. В области Златоуст был самым хоккейным городом после Челябинска. Если бы в свое время там построили искусственный каток, судьба команды могла бы быть иной. Месяц назад стадион там открыли, но время ушло, очень сложно будет восстановить все.

Вы выросли в большой семье?
Да, в семье было четыре ребенка: я, два брата и старшая сестра. Мама работала в больнице на кухне. Отец – в гараже, был обойщиком. Он шил тенты и ремонтировал сиденья у автобусов и машин, тенты, чехлы. Вот так они нас и вырастили. Мы с братьями играли в хоккей. Сестра тоже немного спортом занималась. Мы жили на Машзаводе, в одном из районов Златоуста. Рядом на спортбазе стояла хоккейная коробка, работали конькобежный каток и секция лыж. И все дети, которые не курили, не воровали и не лазили по подвалам, были там – занимались спортом. А летом в футбол играли. У меня родители даже и не знали, где я, на какой тренировке. Спорт был нашим смыслом жизни.

До «Трактора» вы играли за челябинский «Металлург», куда вас позвал Петр Дубровин. Каким он был тренером?
Тренер он, конечно, интересный был, строгий. У него много воспитанников. А в «Металлург» я случайно попал. Я отыграл один год за «Таганай» и приехал в Челябинск в институт физкультуры поступать. В институте работал друг Дубровина Ахметзянов. Он меня и порекомендовал в «Металлург».

Хорошо, что Петр Васильевич все еще в хоккее. У него кончено возраст уже такой почтенный, но когда я работал в школе «Трактор» на ЧТЗ, он тоже там был, арендовал лед два раза в неделю, собирал мальчишек отовсюду, тренировал. Молодец. Все помнит, каждого из тех, с кем его сводила жизнь.

Что вы планировали делать в институте?
Учиться на тренера, на дневном отделении. Хоккей тогда отошел на второй план, нужно было поступать в институт, так как армия была на носу.

Для многих профессиональных хоккеистов памятны именно детские победы. У вас такие были?
Два всесоюзных финала «Золотой шайбы», на одном из них мы с командой «Варяг», от седьмого златоустовского ЖЭКа стали третьими. Финальный турнир проходил в Барнауле. Команды там разные были – и обычные дворовые, и подставные. Была команда из Архангельской области, у некоторых игроков там клюшки были самодельные, из березы выточенные. Но именно этот успех остался со мной на всю жизнь.

Фото – личный архив Александра Рожкова, статистический блог Олега Выгузова chelyabinskhockey.blogspot.ru, 74hockey.ru, официальный сайт «Челмета», открытые источники

Автор: Иван Иванов

Источник: ChelyabinskHockey.Com